Сириец Хусейн Шаат показался мне самым русифицированным из героев нашего проекта об иностранцах. В его словах и голосе есть ирония и легкая грусть, присущие персонажам Антона Чехова или Георгия Данелии. Заметна и русская мудрость смириться с обстоятельствами (которую иногда ошибочно воспринимают как смирение). Когда сириец гуляет по Саратову, ему часто звонят и здороваются. Это знакомые, коллеги, но чаще всего благодарные пациенты. За долгие годы жизни в «городе золотых огней» доктор Хусейн лечил зубы тысячам детей и взрослых: «Я родился в Сирии, а когда мне было полтора года, мы переехали в Кувейт. Отец работал там инженером, мать медсестрой, позже стала домохозяйкой: в семье восемь детей. Помню только очень некомфортный климат: всегда было так жарко, что хотелось куда-нибудь спрятаться, мне было либо дома или в школе. А в 1990 году вторглись иракские войска, и мы вернулись в Сирию, в город Алеппо, я закончил там последний год и уехал в Россию – Сирия сильно отличалась от Кувейта? Страна тем, что была ближе к Западу, а часть ее была ближе к арабскому миру – христиане, мусульмане, представители других религий – все жили рядом и нашли общий язык. удивительная история, культура, архитектура. Мой дядя, археолог, был директором Национального музея Алеппо. Я часто ходил к нему на работу, так интересно было рассматривать весь этот антиквариат и сокровища. Сейчас от музея ничего не осталось. Как и вообще Алеппо: город очень разрушен. Но мой дядя умер еще до войны и всего этого, к счастью, не испытал. – Когда вы в последний раз были на родине? – В 2008 году. Тогда еще был мир. В 2011 году началась война, все мои люди оттуда уехали. Семья сейчас разбросана по всему миру: мать и две сестры в США, третья сестра в Канаде, четвертая в Германии. Один брат в Австрии, а другого я отвез в Саратов, у него здесь свой небольшой бизнес: он открыл кафе… У меня в Сирии никого не осталось. А моей страны больше нет, идти больше некуда и незачем… – Почему вы вообще выбрали Россию для учебы? – Между нашими странами были очень хорошие отношения. Мы дружили и уважали Россию, знали, что это большая и очень большая страна. Морозно, конечно, но когда я взглянул на карту, Россия напомнила мне одеяло: да, холодно, но можно укутаться. (Улыбается.) Еще я знала, что у вас сильная медицина и великие ученые, поэтому решила учиться в России. Папа настаивал на операции, но я хотел стать фармацевтом. Отец не согласился: аптекарь – продавец, несерьезная профессия для мужчины. И мы договорились о лечении зубов. (Смеется.) Я приехал в октябре 1992 года. Москва меня впечатлила, ну, она всегда была величественной и красивой. Примерно такой я себе представлял настоящую коммунистическую столицу. Но из Москвы мне пришлось ехать в Саратов, о котором я ничего не знал, даже названия его никогда не слышал. В то время это был еще закрытый город, и поначалу я мог звонить родным только во время поездок в Москву. Ну, меня посадили в поезд. Сирия — маленькая страна, примерно той же площади, что и Карелия, я никогда не ездил туда на поезде. И тут я попал в автодом, в купе. До Саратова ехали 18 часов, я мог бы немного поспать, но не спал и всю дорогу смотрел в окно. Там леса сменились полями, озерами, и снова и снова… И мне стало страшно. Как я вообще посмел прийти сюда? Что передо мной? Это были мысли. Когда мы выбрались из Саратова, мне стало немного лучше. Меня встретили и проводили в гостевой дом семейного типа. И снова все вокруг стало другим. Сейчас у нас красивый город, он очень изменился за тридцать лет, а тогда это была большая деревня. Все серое и маленькое по сравнению с Москвой. В общежитии я ничего не поняла, там было очень тесно и нервно: были семьи с детьми; Я попросилась в другое общежитие, платно. Условия были лучше. И началась моя русская жизнь, подкурсы, соседи, друзья… Помню свой первый Новый год. Снега было два метра. Мы поехали на праздник в центр Саратова через снежный тоннель! Люди вокруг веселые и раскрасневшиеся. На площади все танцуют, гуляют – и им не холодно, а радостно! Русский Новый год Хусейна с его женой Кристиной и дочерью Ариной был замечательным. И в свое первое русское лето я не смог поехать домой. Я ждал, когда сюда придет мой отец. Так я остался один в гостинице. Мы принимали экскурсионную группу: школьников, школьников и их учителей из Москвы и Воркуты. У них был большой тур по России. Хотя я еще толком не говорил по-русски, но уже многое понял. Мы встретились и подружились. И предложили: «Почему ты здесь один? Поехали с нами». Я не могла согласиться на всю экскурсию, боялась, что отец приедет, а я нет, но половину я осмелилась сделать. Мне дали место в автобусе, разрешили. сидели с ними на остановках, я с ними обедал – вот так! Вот мы и приехали в Пензу: древние города, храмы… Я очень пожалел, что не смог поехать с ними И отец остался в Сирии тем летом. тогда, к сожалению, он не смог приехать – За 30 лет это было не единственное ваше знакомство со страной – Да, я учился в Москве, Петербурге, работал некоторое время в Тюмени, и я с семьей ездил в отпуск на юг? не раз: Адлер, Сочи… Вас там не приняли как своего? Вы, доктор, простите, очень похожи на нашего южного парня или на еврея. Меня вообще сосед Галустян называет. .) – Кстати, о “стоматологической географии”: сильно ли состояние зубов тюменцев отличается от саратовцев? – Везде более-менее одинаково, зубы у тюменцев одинаковые, но уровень жизни заметно отличается. (Смеется.) Вообще многие люди считают, что на состояние зубов влияет вода в их регионе, климат и питание, но по личному опыту могу сказать, что главное – это гигиена и своевременное обращение к врачу. К стоматологу полезно ходить в профилактических целях, когда ничего не болит, чтобы не оказаться в кабинете хирурга, то есть ко мне. Я удаляю зубы, оперирую кисты и ставлю имплантаты. – Доктор, не обижайтесь, но работа стоматолога довольно рутинная, не так ли? – Нет, о чём ты! Почти каждый день я вижу что-то удивительное. Две восьмерки или даже четыре восьмерки вместо одной: пациенты шутят, что это запасные зубы. Но, к сожалению, нет, их надо удалять. Но происходит наоборот. Мне привезли ребенка, у которого в 10 лет было всего 8 зубов. Установили пластину, а когда подрастет, сделаем имплантацию – Самый запоминающийся случай из практики? – Я работал в больнице, и к нам поступил пациент с лимфаденитом: опухоль под челюстью. Это было ночью. ЛОР написал: патологии нет. Проверил: зубы тоже в норме. Я говорю: мне горло твое посмотреть? Он посмотрел и вытащил из горла ветку длиной 15 см. «Как она туда попала?!» – Он не помнит, праздники отмечал… – Я, готовясь к нашему разговору, прочитал, что до конца 1970-х годов советская стоматология находилась в совершенно допотопном состоянии. Повышение она получила после того, как проблемными зубами Брежнева занялись специально приглашенные немецкие специалисты. В страну начали поступать новые материалы и технологии. – Да, в институте нам рассказывали о развитии советской стоматологии, но я многое видел сам. Даже в начале 1990-х тренировки были похожи на прялки: их нужно было запускать ногой… Вы, наверное, этого уже не помните – не помню?! Однажды в студенческой поликлинике выключили свет, и сверло застряло у меня в зубе. Доктор потянул его щипцами, облокотившись коленом на стул, и прошипел: «Терпим, не плачь». (Оба смеются.) — Да, древние сверлильные станки, стеклянные шприцы, новокаин — это было довольно страшно. Оттиски были сделаны гипсом, а у одной моей одноклассницы этот гипс затвердел во рту, и его пришлось отпилить. Но, к счастью, до 1998 года я лично ни разу не обратился с какими-либо проблемами к стоматологу. Мой первый больной зуб лечил парень, я была его первым пациентом. 90-е годы, конечно, были очень трудными. Помню, когда я подавал документы на российские документы, паспортистка, посмотрев на мое имя и фамилию, сказала: «Почему ты здесь остаешься? Мой сын русский, окончил университет и страдает без работы. А ты не русский, тебе будет во сто крат труднее!» Да, было сложно, и неизвестность, и зарплата была маленькая, но мне здесь было хорошо. И я решил: ничего, поживем-увидим… И вот я уже 32 года в России, ну да, как зубы у здорового человека. (Смеется.) Гуляю с дочкой. «Арина Хусейновна — самая главная в семье», — признается ее отец. Он начал работать хирургом в 2002 году. Лечил и детей, и взрослых. С детьми проще. Они не помнят советскую стоматологию, не дрожат на стульях. Я говорю ребенку: сейчас обрызгаю его холодом, зуб замерзнет, как мороженое, и отвалится. Иногда даже щипцы брать не нужно: зубы губные, просто сжимаешь, и все. Медсестра мне сказала: «Доктор, возьмите хотя бы инструмент на показ!» Зачем беспокоить ребенка? В благодарность дети приносят свои рисунки и браслеты из бисера. А у взрослых иногда бывает лунный свет. (Смеется.) Я его не пью, но, конечно, радуюсь вниманию и оценке моего труда — Что ждет стоматологию в обозримом будущем? — Если раньше коронки и имплантаты ставили на глаз, то теперь все рассчитывается на компьютере, делается 3D-модель и переносится в рот пациента. А со временем, я думаю, роботы вообще будут лечить зубы. Все очень четко и аккуратно. Но, с другой стороны, робот с вами не разговаривает, ребенка не успокоит… – Но хватит о работе. Правда ли, что самые красивые девушки живут в Саратове? – Это правда, я замужем за одним из них! (Смеется.) Как вы познакомились? Восемь лет назад Кристина устроилась администратором в нашу клинику. Она пришла ко мне. Я удалил семерку, девушка мне очень понравилась, но спросить номер телефона мне было стыдно. Я посмотрела амбулаторную карту, взяла оттуда телефон, позвонила: «Как дела после удаления?» – «Все хорошо, спасибо». Он пригласил меня на свидание, но не сразу, несколько дней я чувствовала себя как под наркозом; Мне уже 40 лет, я уже была замужем, у меня есть дочь от первого брака, и я чувствовала и вела себя как подросток. (Улыбается.) К разговору присоединяется Кристина: «После первого свидания Хусейн проводил меня домой, и нас встретила мама. И она провидица, очень мудрая женщина. Она увидела его и сказала: «Зайди в дом, зять». Они очень быстро нашли общий язык, у них прекрасные отношения. Счастливые молодожены Хусейн и Кристина – Кристина, он замечательный зять, но какой же он муж. – Добрый, открытый, простой, ни на кого не имеет зла. Если кто-то обидит, тот сразу простит. Но самое главное, он очень любит свою семью. Я бы охарактеризовала своего мужа одним словом: комфортно. Он много занимается со своей дочерью. Арина была непоседливой девочкой и до полугода спала только на руках. Днем я с ней, а вечером наш папа пришел с работы, сел с дочкой на руках на подушку для беременных и спал так, сидя. А утром я встал и пошел на работу. Наш папа первый. Как все устроено в вашей семье: что по арабским правилам, а что по российским? Хусейн: «Я — голова, а моя жена — шея». Здесь нет строгих правил, мы оба имеем одинаковое право голоса. А наша самая главная – самая маленькая, Арина Гусейновна. Ей шесть лет, умная, замечательная. Нам нужно было пойти на детскую площадку, но я сказала: нет, дочка, мы сейчас разговариваем. Сидит, ждет… – Хусейн, за что ты любишь Саратов? «Я просто люблю его, просто так, как ты любишь мужчину». Третий сезон» — проект журнала «Насио», созданный при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые когда-то приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и ведь сами стали немного русскими. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих социальных сетях.
0 комментариев