Как это было. Часть 1-я
Автор: Павел Евдокимов
Имя генерала Ивана Семёновича Дорохова, героя Отечественной войны 1812 года, всегда было в России на слуху — и до революции, и после нее. Весной 2015 года исполнилось двести лет со дня кончины прославленного полководца.
За свою насыщенную военную карьеру Дорохов не раз попадал в весьма неприятные ситуации, которые для многих означали бы неминуемое поражение и даже смерть. Деятельный, неутомимый и дерзкий, он, однако, был осмотрителен и всегда находил нужный момент для отступления, когда того требовали обстоятельства.
«Суровой наружностью, с густыми длинными курчавыми усами и бакенбардами, храбрый в бою, страстный к военному ремеслу, добрый семьянин, честный товарищ в ратной жизни», — таким запомнился генерал Дорохов тем, кто знал его по ратным и мирским делам.
Считается, что его образ послужил прототипом для одного из персонажей романа Льва Толстого «Война и мир». Однако это не так: толстовский Долохов — это Руфин Дорохов, сын полководца.
Голос Иван Семёнович Дорохов имел громкий, ясный, речь важную. В обществе любил больше молчать и казался задумчивым. В семейном кругу, среди друзей и приятелей был чрезвычайно любезен; от товарищей требовал неограниченного к себе доверия, но и сам платил им тем же. Известный в армии за отличного ездока, он вместе с тем был среди первейших стрелков из ружья и пистолета.
По приказу императора Александра I в Зимнем дворце создали «Галерею 1812 года», где были размещены портреты героев Отечественной войны. Полотна были выполнены в Англии, где их писал прославленный портретист Джордж Доу.
Среди картин есть и портрет генерал-лейтенанта И. С. Дорохова. Он изображен в генеральском доломане Изюмского полка, с ментиком на левом плече, с красной лентой ордена святой Анны 1-й степени. На груди слева — серебряная медаль с надписью, обращенной к Господу: «Не нам, не нам, а имени Твоему». Рядом с ней — звезда ордена святого Владимира 2-й степени, на шее — кресты ордена св. Владимира, прусского ордена Красного орла и ордена святого Георгия. Из-под ленты виден золотой крест за взятие предместья Варшавы.
Однако мало кто знает, что его могила на протяжении почти всего XX столетия пребывала в разорении, а прах — в безвестности, будучи, как считалось, утерян в лихолетье гражданской войны.
Судьбу Ивана Семёновича разделил и величественный Рождественский собор города Вереи, в нижнем храме которого находилась могила генерала, — собор был разорен и долгие годы пребывал в запустении.
Как же и кем были обнаружены останки генерала Дорохова? Об этом имеются только скупые сведения, которые содержатся в верейских источниках. Журнал «Разведчикъ» восполняет этот пробел.
«РУБИТ И ВРУБАЕТСЯ»
Иван Дорохов родился 23 сентября 1762 года в Туле в семье отставного штаб-офицера. Военное образование он начал в 1783 году в Артиллерийском и Инженерном кадетском корпусе, который стал впоследствии именоваться 2-м Кадетским.
Случилось так, что годы жизни Ивана Семёновича совпали с эпохой, когда Россия почти непрерывно сражалась. Его военная карьера началась в 1787 году. Благодаря своим выдающимся способностям и необыкновенной храбрости в боях, он быстро продвигался по службе.
По окончании корпуса в 1787 году Дорохов был направлен в Смоленский пехотный полк, который принимал участие в сражениях против турок. В первой своей схватке он командовал охотниками. В знаменитом сражении при Рымнике был дежурным офицером у Суворова, постоянно бывал с приказами и депешами на передовой. Его храбрость обратила на себя внимание князя Потёмкина.
Во время Польского восстания в 1794 году Дорохов со своей ротой гренадер и одной пушкой оказался в гуще мятежников и, потеряв после ряда атак всех своих артиллеристов, сам встал к орудию. Позже, воспользовавшись паузой в атаках, он повел солдат в штыковую и взял у неприятеля еще одну пушку.
С двумя орудиями и поредевшей ротой Дорохов, будучи дважды ранен, полтора дня удерживал свою позицию против превосходящих сил противника, а после смог пробиться к основным силам.
За Польскую кампанию Иван Семёнович получил чин секунд-майора и орден Георгия 4-й степени.
Уже операция под Варшавой показала, что для Дорохова пехоты мало. В 1795 году он просит перевести его в кавалерию, а через два года становится командиром лейб-гвардии гусарского полка. Однако здоровье подводит молодого полковника, и он вынужден несколько лет потратить на лечение.
На службу он вернется в 1802 году — сначала командиром Сумского полка, а затем возглавит с чином генерал-майора Изюмский гусарский полк. Период его командования станет для полка эпохой расцвета.
В 1806 году Дорохова можно видеть в составе войск корпуса Беннигсена, выступившего к границам Восточной Пруссии. За время этой кампании Дорохов неоднократно участвовал в боях против французов, в том числе — в Пултусской битве и знаменитом сражении при Прейсиш-Эйлау (в феврале 1807 года), а в битве при деревне Гоф он получил серьезную контузию ноги.
За чрезвычайно успешное действие в ходе Прусской кампании Изюмский гусарский полк получит серебряные Георгиевские трубы. Однако сам Иван Семёнович, награжденный вторым Георгием, вынужден будет вновь отъехать на лечение…
В начале Отечественной войны Дорохов командовал авангардом 4-го пехотного корпуса. При отходе армии от западной границы его отряду, состоявшему их трех кавалерийских, двух егерских полков и роты легкой артиллерии, забыли послать приказ об отступлении.
Выслав дозоры и уничтожая разъезды противника, Дорохов избегал столкновения с основными силами врага. Трудный, изнурительный марш длился десять дней. Часть кавалеристов шла пешком, отдав своих лошадей под ранцы изнемогавших от переходов пехотинцев; наиболее сильные егеря несли на себе ружья ослабевших товарищей.
26 июня отряд Дорохова «открыл сообщение» с армией Багратиона и примкнул к ее арьергарду, сохранив всю свою артиллерию, обоз и потеряв в стычках и отставшими не более шести десятков человек.
Под Смоленском он был ранен, но остался в строю. Затем, вплоть до Бородино, командовал кавалерией арьергарда, которым руководил Коновицын, являясь его ближайшим помощником. Почти ежедневно участвовал в схватках, нередко перераставших в ожесточенные бои.
В Бородинском сражении Дорохов, действуя с «отличной храбростью» (оценка Кутузова), отбросил от Багратионовых флешей французскую конницу. Как отмечал С. Н. Глинка: «Дорохов, с конницею, рубит и врубается».
Во время движения до Москвы Дорохов бессменно находился в арьергарде, прикрывавшем отход наших войск. Еще до прибытия армии в Тарутино Кутузов выделил Дорохову для партизанских действий отдельный отряд. Дорохов вышел к Смоленской дороге и нанес французам ряд чувствительных ударов — разбил четыре кавалерийских полка, захватил несколько обозов, взорвал артиллерийский парк из шестидесяти зарядных ящиков.
Когда по приказу Наполеона против Дорохова были высланы из Москвы сильные отряды, он уклонился от неравного боя и 15 сентября возвратился к армии.
Не имея порока тщеславия, Иван Семёнович дорожил своей военной известностью. Однажды казачий офицер донес, будто бы Дорохов, находившийся с отрядом на Боровской дороге, отрезан и окружен. Приняв эти сведения за обвинение в оплошности, Дорохов потребовал провести расследование и заключил свой рапорт словами: «…Кто с чистою совестью перед Богом, Государем и Отечеством без всякой протекции, в продолжении 27 лет под пулями приобретал себе репутацию, тому и тень пятна на его чести тяжелее самой смерти!»
Фельдмаршал Кутузов письмом от 20 сентября поспешил успокоить Дорохова, заверяя, что ошибка казачьего офицера не может иметь никакого влияния на то уважение, которое столь отличный генерал заслужил в армии своей опытностью.
ВЗЯТИЕ ВЕРЕИ
Одна из наиболее прославленных операций Дорохова — захват древней Вереи, утопающей в дремучих лесах. Французы создали в городе мощный опорный пункт для защиты своих обозов и транспортов. Также неприятель, находясь в Верее, сильно затруднял действия партизанских отрядов к юго-западу от Москвы.
Французское командование расквартировало в Верее сильный гарнизон. Согнанные горожане и крестьяне приступили к укреплению крепости. Был приподнят земляной вал, поставлен новый дубовый палисад, отремонтирован подземный ход, ведший к берегу Протвы.
Разорение и голод, грабежи и насилия французских мародеров побуждали жителей браться за оружие и уходить в леса. Некоторые из лесных массивов считались в то время непроходимыми.
…Была темная ночь 29 сентября 1812 года, когда в Протве, подсвеченной луной, вдруг то здесь, то там заблестела сталь — это переправлялся через реку отряд генерала Дорохова.
Для выполнения задачи Дорохову были даны два казачьих полка, батальон 19-го егерского полка, по два батальона Вильманстрандского и Полоцкого пехотных полков, четыре эскадрона Елисаветградского гусарского полка, а также восемь орудий. Однако еще в Боровске Дорохов составил три отряда, которые не были непосредственно задействованы в Верейском деле.
Вели колонны четыре верейских мещанина, указавшие отряду пути скрытного подхода к Верее: Гречишкин, Прокудин, Жуков и Шушукин. В числе первых они бросятся на крепостные валы и будут награждены солдатскими «Егориями».
На сколоченных плотах перевезли артиллерию. Затем водную преграду форсировали люди и лошади. По воспоминаниям участников этого рейда, переправа была завершена раньше расчетного времени.
Численность отряда составляла тысячу триста штыков, сабель и пик. Русским противостоял 1-й батальон 6-го линейного пехотного полка из корпуса Жюно, занявший оборону в Верейском кремле. По данным разведки батальон насчитывал семьсот гренадеров.
Как опытный военный, генерал Дорохов понимал, что при таком раскладе его штурмовые силы должны были составлять не менее 2.100 штыков и сабель. Но он сознательно шел на риск, рассчитывая на внезапность и отменную выучку своих воинов.
В 4 утра русские приблизились к городу. К этому времени секреты и передовое охранение вестфальцев были нейтрализованы: постарались разведчики, прекрасно владевшие холодным оружием.
Приближался рассвет. Русским, изготовившимся к атаке, стал виден обнесенный валом и палисадом кремль на высокой пятисаженной крутой горе. Там, за пеленой тумана, скрывался противник.
В чуть забрезжившем свете над городищем отчетливо проступил силуэт Рождественского собора. О чем думал генерал Дорохов? Возможно, ему припомнились хорошо знакомые слова Суворова: «Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире. Мы на краю пропасти, но мы — русские!» А может быть, он размышлял, что неспроста ему Кутузов приказал штурмовать город.
— Ну, с Богом! — выдохнул генерал.
Колонны ринулись на приступ. Без стрельбы и традиционного «Ура!» Справа пошла в штыки колонна Полоцкого полка — бросилась в ров, затем — на вал. Слева — колонна Егерского полка устремилась на мост, но встретив там инженерные заграждения, вынуждена была последовать за первой. Авангардом командовал ротмистр Михаил Орлов, удостоенный ордена Святого Георгия IV степени.
Вестфальцы встретили русских свинцом. Огненной лентой оделась линия вала и укреплений кремля. Палисад заволокло пороховым дымом. Но сказалась внезапность, на что и рассчитывал Дорохов. Теперь и без подзорной трубы он видел, как колонны с развернутыми знаменами с наката ударились о палисад и потекли в обхват, сжимая в смертельных объятиях опорный пункт обороны противника.
ШТЫКОВОЙ БОЙ
Застигнутый врасплох вестфальский батальон упорно защищался. Прошедшие огонь Смоленского и Бородинского сражений, гренадеры прекрасно действовали в обороне. Но удача была на стороне русских.
Развивая успех, генерал Дорохов послал в бой третью колонну, состоявшую из солдат Вильманстрандского полка, в рядах которого храбро действовал рядовой по фамилии Старостенко. Физически отменно крепкий, он за годы несения военной повинности виртуозно освоил приемы штыкового боя. Через полчаса после начала штурма этот «русский медведь» вместе с товарищами, преодолев палисад, завязал рукопашную схватку, укладывая врага одного за другим.
«Нет ничего страшнее, чем русский штыковой бой», — говорили ветераны Наполеоновских походов. Вестфальцы, оставшиеся в живых после Вереи, вспоминали этот страшный бой до конца своей жизни.
Немцы дрогнули, стали отступать. В этот момент Старостенко увидел неприятельское знамя. Прокладывая путь штыком, он одним ударом сразил знаменосца, выхватив из его рук символ доблести и славы вестфальцев. Победоносное «Ура!» было ему ответом. Противник тотчас же был сбит с парапета и бросился искать убежища в домах и храме, откуда, заняв оборону, вновь открыл ружейный огонь.
В этот момент генерал Дорохов въехал в расположение опорного пункта на Верейском городище. После кратких переговоров неприятель выбросил белый флаг и сложил оружие. На форштадте еще гремела перестрелка. Оборонявшиеся отчаянно дрались до тех пор, пока их не атаковал майор Розен с одной ротой Вильманстрандского полка и двумя эскадронами гусар, принудив капитулировать.
Верея была взята в 5 часов 30 минут утра. Командир гарнизона, полковник Ля Рюэль, получивший сабельное ранение в колено, а с ним четырнадцать офицеров и более трехсот пятидесяти рядовых признали себя пленными. Два инженерных офицера и триста восемнадцать гренадеров были заколоты штыками. Наши потери составили не более тридцати человек.
История нашей армии может по праву отнести бой за Верею к лучшим штыковым сражениям 1812 года. При штурме отличились рядовой Старостенко, произведенный в унтер-офицеры, генерал-майор Панчулидзев 2-й, майор Сологуб и поручик Орлов.
Отряд Дорохова захватил свыше пятисот ружей и запасы муки, реквизированной по деревням. Оружие было тут же роздано горожанам и крестьянам Вышегородской волости. Этих жителей, готовых к сопротивлению, организовал протоиерей Иоанн Скобеев.
Во время своего первого появления возле Можайска Иван Семёнович обратился к населению с воззванием: «Вооружайтесь и присоединяйтесь ко мне для истребления злодея Веры и Отечества, который разоряет храмы Божии, оскверняя их, опустошает селения, забирает собственность». И люди откликнулись!
Весть о штурме Вереи с быстротою молнии распространилась по всей русской армии. Еще бы, ведь это была первая существенная победа наших войск после оставления Москвы! Взятие города открыло партизанам столбовую Московскую дорогу.
«ЕСЛИ ВЫ СЛЫШАЛИ О ГЕНЕРАЛЕ ДОРОХОВЕ…»
Обнаружив замаскированное передвижение французов на Боровск, генерал Дорохов донес Кутузову: «Сие действие неприятеля может быть предварительным движением целой армии его на Боровск. Почитаю за нужное быть извещенному о всех его передвижениях». Жизнь показала правоту этого предположения.
На военном совете в Городне, где решался вопрос о том, как выйти на Смоленскую дорогу, маршал Даву настаивал на движении через Медынь: «Путь на Верею — это путь, идущий по пескам и грудам пепла. Мы не встретим там ничего, кроме развалин, следов крови и голода».
И все же Наполеон решил отступать кратчайшим путем — через Верею и Можайск. 11 октября французы вновь заняли Верею, а 15-го в город прибыл сам император. Переночевав в доме доктора фон Белена (позже владение Стрипихеевых), он допросил двух пленных — генерала Винценгероде и ротмистра Нарышкина, сгоряча пообещав им победителем войти в Санкт-Петербург. После чего продолжил отступление, а вместе с ним следовали два «золотых обоза» награбленных в Москве ценностей.
По возвращении в Тарутинский лагерь генерал Дорохов получил задание действовать в районе Новой Калужской дороги, оберегая левое крыло армии, и 9 октября донес о появлении неприятельских отрядов.
В последовавшем через несколько дней кровопролитном сражении под Малоярославцем, переходившем из рук в руки, Дорохов находился несколько часов в самом убийственном огне. Когда бой уже затихал, он был ранен — пуля раздробила пятку левой ноги.
Когда в Главной квартире армии разнесся слух о смертельной ране Дорохова, Кутузов послал сказать ему, что «неприятель бежит; южная Россия обязана ему (Дорохову) обороною — и если уж неизбежно — он может умереть спокойно».
0 комментариев